Наконец забрезжил рассвет, и бодлеровские дети, словно в тумане, спустились к завтраку, шатаясь от усталости после бессонной ночи. Сидя за тем же столом, за которым они ели торт в свое первое утро в этом доме, они равнодушно тыкали ложками в тарелки. Им впервые не хотелось идти в Змеиный Зал.

— По-моему, нам пора приниматься за работу, — сказала Вайолет, отодвигая гренок, который едва надкусила. — Я уверена, что Дядя Монти уже там и ждет нас.

— А я уверен, что Стефано тоже там, — сказал Клаус, мрачно глядя в миску с овсяной кашей. — Нам никогда не удастся рассказать Дяде Монти все, что мы про него знаем.

— Юнг, — грустно сказала Солнышко, роняя на пол нетронутую сырую морковку.

— Если бы только дядя Монти знал то, что знаем мы, — сказала Вайолет, — а Стефано знал бы, что он знает то, что мы знаем. Но Дядя Монти не знает того, что знаем мы, а Стефано знает, что он не знает того, что мы знаем.

— Знаю, — сказал Клаус.

— Знаю, что ты знаешь, — сказала Вайолет, — но чего мы не знаем, так это того, что Граф Олаф — то есть Стефано — задумал на этот раз. Он, конечно, намерен прибрать к рукам наше состояние, но как он может его получить, если мы под опекой Дяди Монти?

— Возможно, он собирается дождаться твоего совершеннолетия и украсть его тогда, — предположил Клаус.

— Вряд ли он намерен ждать целых четыре года, — заметила Вайолет.

Трое сирот притихли, каждый вдруг вспомнил, кем он был четыре года назад. Вайолет тогда было десять, и она носила короткие волосы. Она вспомнила, что примерно в это время изобрела новую точилку для карандашей. Клаус вспомнил, что тогда, лет восьми, увлекался кометами и прочел на эту тему все книги из родительской библиотеки. Четыре года назад Солнышка, разумеется, еще не было на свете, и сейчас она пыталась вспомнить, на что это было похоже. Очень темно, решила она, и нечего кусать. Трем юным Бодлерам четыре года казались целой вечностью.

— Живей, живей, вы сегодня какие-то сонные, — воскликнул Дядя Монти, врываясь в кухню. Его лицо казалось более оживленным, чем обычно, в руке он держал небольшую пачку сложенных бумаг. — Стефано уже в Змеином Зале. Он встал даже раньше меня, я наткнулся на него, спускаясь по лестнице. Настоящий работяга. Бы же трое передвигаетесь, как

Венгерская Канавная Змея, чья предельная скорость полдюйма в час! Сегодня у нас уйма работы, а я еще хочу успеть на шестичасовой сеанс «Зомби на снегу», так что торопитесь, торопитесь, торопитесь.

Вайолет взглянула на Дядю Монти и поняла, что, вероятно, это их последняя возможность поговорить с ним наедине, без Стефано, но он был на таком взводе, что они сомневались, станет ли он их слушать.

— Что касается Стефано, — осторожно сказала она, — то о нем-то мы и хотели бы с вами поговорить.

Глаза Дяди Монти округлились, и он, оглядевшись по сторонам с таким видом, будто в комнате есть шпионы, перешел на шепот.

— Я тоже хотел бы с вами поговорить, — сказал он. — У меня есть некоторые подозрения относительно Стефано, и мне бы хотелось обсудить их с вами.

Бодлеровские сироты с облегчением переглянулись.

— В самом деле? — спросил Клаус.

— Конечно, — ответил Дядя Монти. — Этой ночью у меня возникли серьезные подозрения по поводу моего нового ассистента. Он чем-то похож на привидение, и мне…— Дядя Монти снова огляделся и заговорил так тихо, что детям пришлось затаить дыхание, чтобы его расслышать: — Мне кажется, что нам лучше поговорить об этом не в доме. Согласны?

Дети кивнули и встали из-за стола. Оставив после себя грязные тарелки — что, вообще-то, не очень похвально, но в экстренных обстоятельствах вполне допустимо, — они последовали за Дядей Монти в прихожую и, пройдя мимо картины с переплетающимися змеями, вышли на лужайку, словно собирались поговорить с кустами-змеями, а не друг с другом.

— Мне бы вовсе не хотелось показаться тщеславным, — начал Дядя Монти, используя слово, которое здесь означает «хвастливым», — но я действительно один из самых уважаемых герпетологов в мире.

Клаус заморгал. Начало разговора показалось ему крайне неожиданным.

— Конечно, — сказал он, — но…

— И посему, как ни прискорбно говорить об этом, — продолжал Дядя Монти, будто не слыша, — многие люди мне завидуют.

— Уверена, что это правда, — сказала озадаченная Вайолет.

— А когда люди завидуют, — сказал Дядя Монти, тряся головой, — они способны на все. Способны на самые безумные поступки. Когда я получал ученую степень по герпетологии, мой сосед по комнате так завидовал новой жабе, которую я открыл, что украл и проглотил мой единственный образец. Мне пришлось сделать рентгеновский снимок его желудка и продемонстрировать на защите вместо жабы. И вот теперь мне что-то подсказывает, что здесь может сложиться аналогичная ситуация.

О чем это Дядя Монти говорит?

— Боюсь, я не совсем улавливаю вашу мысль, — сказал Клаус, придавая вежливую форму фразе «О чем это вы, Дядя Монти?»

— Вчера вечером, после того как вы легли спать, Стефано задавал мне слишком много вопросов о змеях и о предстоящей экспедиции. И знаете почему?

— Думаю, что да, — начала было Вайолет, но Дядя Монти ее прервал.

— Потому что человек, который называет себя Стефано, — сказал он, — на самом деле член Герпетологического общества и находится здесь с целью выведать все про Невероятно Смертоносную Гадюку и тем самым предвосхитить мою презентацию. Вам известно, что означает слово «предвосхитить»?

— Нет, — сказала Вайолет, — но…

— А означает оно то, что, по-моему, Стефано собирается выкрасть мою змею, — сказал Дядя Монти, — и представить ее в Герпетологическом обществе. Поскольку это новый вид, то я никак не смогу доказать, что открытие принадлежит именно мне. Мы и оглянуться не успеем, как Невероятно Смертоносная Гадюка станет называться Змея Стефано или как-нибудь не менее отвратительно. А коль скоро он это планирует, только представьте себе, во что он превратит нашу перуанскую экспедицию. Каждая жаба, которую мы поймаем, каждый образчик яда, который мы поместим в пробирку, каждое змеиное интервью, которое мы запишем на пленку, — все, что мы сделаем, попадет в руки шпиона Герпетологического общества.

— Это не шпион Герпетологического общества, — нетерпеливо воскликнул Клаус. — Это Граф Олаф!

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — взволнованно сказал Дядя Монти. — Подобное поведение столь же подло, как поведение того страшного человека. Именно поэтому я так и поступаю. — Он поднял руку и помахал в воздухе сложенными бумагами. — Как вам известно, завтра мы отбываем в Перу. Это наши билеты на «Просперо», прекрасный корабль, который доставит нас через океан к берегам Южной Америки. Он отплывает в пять часов. Билет для меня, билет для Вайолет, билет для Клауса, а вот билета для Солнышка нет, поскольку для экономии мы спрячем ее в чемодане.

— Диип!

— Шучу, шучу. А вот это уже не шутка. — И Дядя Монти с пылающим от возбуждения лицом принялся рвать в клочки одну из сложенных бумаг. — Это билет Стефано. Завтра утром я намерен сообщить ему, что он должен остаться здесь и вместо путешествия по Перу присматривать за моими образцами. Только так можем мы обеспечить успех нашей экспедиции.

— Но, Дядя Монти… — сказал Клаус.

— Сколько раз тебе повторять, что взрослых нельзя перебивать? — прервал его Дядя Монти, тряся головой. — Во всяком случае я знаю, что вас тревожит. Вас тревожит, что случится, если он останется здесь один с Невероятно Смертоносной Гадюкой. Не тревожьтесь. Гадюка примет участие в нашей экспедиции. Она будет путешествовать в переносной клетке для змей. Не понимаю, почему у тебя такой мрачный вид, Солнышко. По-моему, ты должна радоваться, что у тебя будет такая спутница. Так что веселей, bambini. Как видите, ваш Дядя Монти держит ситуацию под контролем.

Когда кто-то немного не прав — скажем, когда официант добавляет вам в кофе обезжиренного молока вместо молока пониженной жирности, — то зачастую не составляет никакого труда объяснить ему, насколько и в чем он не прав. Но если кто-то на редкость не прав — скажем, когда официант кусает вас за нос, вместо того чтобы выполнить ваш заказ, — вы так удивляетесь, что лишаетесь способности вообще что-нибудь сказать. У вас слегка отвисает челюсть, глаза сами собой начинают моргать, а язык прилипает к кебу. Именно это и произошло с бодлеровскими детьми. Дядя Монти был настолько не прав, принимая Стефано за шпиона Герпетологического общества, а не за Графа Олафа, что трое детей просто не знали, как объяснить ему истинное положение дел.